Алессия Раньери [никому не дам, сама убьюсь!(с) L.]

Имя и фамилия
Алессия Раньери
Настоящая фамилия тщательно скрывается, потому что вызывает нездоровый нервный тик и совсем для меня нежелательные сплетни. А отсутствие ее в принципе – наталкивает на нехорошие мысли. Ну что хотите, пришлось выкручиваться...
Ладно, раз "официальный" документ того требует - Дэль Диабло. Кратко и со вкусом. И очень хорошо сочетается с характером...

Псевдоним
Чаще всего – Али. Полное имя очень уж «знатно» звучит, что его владелицу, а то есть меня, не очень устраивает…
Любители посмотреть на мою разозленную мордашку могут назвать Алиса. Но обычно это ничем хорошим не кончается.

Возраст
23 года

Внешность
Если судить о моем внешнем облике в целом – он, честно признаться, далек от идеала начала XVI века. Худощавое телосложение, невысокий рост, выдающиеся лопатки, бледная кожа и рыжие волосы до плеч – совсем не та «красота», которую воспевали поэты и которой восхищались известные художники. Идеалом же была среднего роста девушка, с легким загаром и обязательным румянцем на щеках, с длинными и густыми волосами, подобными «лучам солнечным». Так что я в эти эталоны никаким боком не вклиниваюсь. Даже чуть-чуть.
Ладно, теперь распишу все пункты несколько поподробнее:
Сначала, думаю, стоит обратить внимание на телосложение в целом, а потом только на детали…
Рост ниже среднего – 160 см. Телосложение, как я уже говорила, оставляет желать лучшего… Тем не менее, затащить свою тушку на выступ - задача выполнимая, а этого мне вполне хватает.
Кроме этого, благодаря небольшому росту я довольно ловкая, что при моем образе жизни как нельзя кстати. Длинные пальцы позволяют карабкаться по самым невообразимым местам, подобно обезьянке цепляясь даже за те выступы, за которые по логике вещей схватиться невозможно.
Бледная кожа, на щеках, лбу и руках – мелкая россыпь веснушек, почти сливающихся с кожей. Кому данное явление (как бледная кожа так и веснушки) не нравится – отворачивайтесь на здоровье и проходите мимо.
Основной мой облик разобрали, переходим к деталям.
Пожалуй, начать стоит с глаз, ибо они, как говорится, зеркало души. В моем случае в этом самом зеркале отражается нечто нелицеприятное… Ну, как мне кажется. Глазки-то достались от мамы, так что здраво и без преувеличений (т.е. критики в моем случае) судить не могу. Как говорят люди к моим семейным драмам непричастные и во внутрисемейные разборки непосвященные – взгляд у меня чуть-чуть надменный, прищуренный, со смешинкой и… искоркой. Не олицетворяющей игривый и несерьезный нрав, а какой-то… злой что ли. Если первые пункты еще списывались на дурацкий характер и нехорошие гены, то последнее почему-то навевало на размышления о фамилии. На печальные размышления, это к сожалению конечно. Хотя потом я этот «недостаток» начала причислять к тому, что всегда злюсь, когда меня разглядывают.
Радужка не очень интересного цвета – серо-голубая, с оранжевыми вкраплениями ближе к зрачку. В сочетании с бледной кожей и рыжими волосами, впрочем, получается довольно интересный эффект. По форме глаза чуть раскосые, как у матери, но это особо и незаметно, что очень радует и зеркало, и меня.
Контур лица ровный, без каких-то ярких отличий – единственное что, на мой взгляд слишком узкий подбородок и высокий лоб. Губы ничем особенно не выделяются – не слишком полные, не узкие, проще говоря – приемлемые. Имею нехорошую привычку закусывать нижнюю губу когда волнуюсь или раздражаюсь. Нос обычный, разве что с горбинкой. Несколько раз приходилось на него приземляться. Удача ли это или квалифицированный лекарь, но сросся почти идеально.
Волосы рыжие, с небольшой золотизной, но будто немного выгоревшие. Сказывается постоянное пребывание на солнцепеке и нелюбовь к всякого вида головным уборам.
Стрижка… Сложно назвать это безобразие стрижкой. Пряди неровные, сказывается то, что из-за любви к экспериментам стригусь сама– примерно посередине, чуть ближе к правому уху, выделяются несколько особо длинных прядей, которые заплетаются в задорную косичку.
Конечно, как и у любого представителя «гильдии», хоть и бывшего, у меня имеются и несколько шрамов. Один, рассекающий правую бровь – от самого неудачного и ужасного падения в моей «карьере». Второй – на правой ладони, почти ровненько по линии жизни – от того же события. Третий – около левого уха – от вскользь прошедшего метательного ножа, под который сама же и сунулась на тренировке. Один приятель из моей бывшей группировки тренировался, я же, не особенно шевеля остатками мозга, решила проверить попал или не попал в мишень… Потом меня еще долго в равновесие приводили.
На лодыжке правой ноги продолговатый шрам от ножевого ранения – убегала от ловкача и не успела увернуться. Вернее, успела – иначе укол пришелся мне в живот. Ушла, резко ударив стража по незащищенным коленям – он упал, но клинок не выронил. А я, забыв о ноге, старалась подхватить выбитый уже у меня меч. В итоге рубящий (хотя какой рубящий в положении лежа?) удар пришелся по ноге, но – слава кожаным сапогам! – защита была надежной и рана оказалась для жизни неопасной. Никакой инфекции тоже не было – единственное напоминание этот самый шрам, тянущийся до самого мизинца.

Характер
Еще в детстве, благодаря родителям, или, точнее – родительнице, в характере большую долю занимает порой чрезмерная недоверчивость, замкнутость. Это все «чудо» каким-то неимоверным способом умещается в моей бурной головушке на одной полочке с нездоровым оптимизмом и детской непосредственностью. Резкие смены настроения у меня – редкость. Хотя если и случается впасть в беспросветную хандру, оттуда меня надо вытягивать за воротник – сама вряд ли быстро вылезу. Большую часть времени стараюсь прибывать в хорошем настроении и не обращать внимания на мелкие пустяки, которые, если на них зациклиться, запросто могут выбить из колеи.
Иногда проступает гордыня и высокомерие, но, по большому счету, они вполне уравновешиваются самокритическим подходом к собственной персоне. Если же даже критика не помогает то я, зардевшись, непременно попадала под отрезвляющее действие мостовой, свалившись с балкона. «Легкая и непринужденная» пробежка по крышам домов в веселой и заводной компании ловкачей тоже неплохо действовала. В общем, способов присмирить собственное «я» было множество. Так что не скажу, чтобы я сильно задирала нос по поводу так называемой «уникальности и неповторимости» имени такой прекрасной себя. Тем более что с момента как я покинула отчий дом, никакой принципиальной разницы между мной и, скажем, обычной среднестатистической девушкой, не было. До определенного момента…
Ищу, или, что даже вероятнее, они ищут меня – приключений на свою пятую точку, у нормальных людей предназначенную для сидения на стуле-кресле. Я же, как и не пыталась, на одном месте усидеть попросту не могу – мне все время хочется узнавать что-то новое: будь то приключения и впечатления (приятные или неприятные – особой смысловой нагрузки не несет) или знания. Возможно, именно из-за любви к последним, всегда хочу докопаться до истоков, истины – возможно, сказалось незаконченное образование, но страсть учиться у меня была всегда. Увы, во время жизни во дворце преподаватели страшно надоедали своей дотошностью, и отражалось это так же на том, что при виде одного учебника немедленно появлялись неимоверная скука и желание спрятаться с более интересной книгой в какой-нибудь дальний закуток. Это уже потом я «заново» так сказать, взглянула на литературу и живопись, очень заинтересовавшись любым искусством. Архитектура не исключалась – хотя и признаюсь, дома по-прежнему привлекали меня сначала с «профессиональной» точки зрения, а уж потом – с этичной. В свое оправдание могу сказать лишь то, что достижениями архитекторов искренне восхищаюсь. Но, увы, при опасности для биологического существования моей славной тушки, а т.е. жизни, этические познания в области архитектуры и истории постройки зданий – не самая хорошая помощь. Мой монолог о сложности постройки куполов и декоративных элементов, в каждой черте которого наверняка сокрыто желание автора что-то донести – в лучшем случае ошарашит или рассмешит преследователей, что позволит мне благополучно слинять. Одна загвоздка – стражи и не с такими «умными» дамами сталкивались. Да и чувство юмора у них часто ограничивается тупыми анекдотами и россказнями о том, что мне будет, когда они – ха-ха – меня догонят.
Вследствие всего вышесказанного – неравнодушна к всякого рода авантюрам. Впрочем, это просто как дополнение, думаю, и так понятно.
Даже за долгие годы практики не научилась полностью скрывать свои эмоции. Ну, что вы хотите? Я по натуре холерик, не могу все держать в себе – из-за этого так же и некоторая прямолинейность, «дамам» обычно несвойственная. Часто слова у меня опережают мысли, а как известно, сказанного не вернешь… Возвращаясь к первоначальной теме, добавлю, что я могу не выдать себя голосом, но по глазам, при должной подготовке, можно прочитать о-о-очень много. Или же строго наоборот: лицо будет сухим и деловым, голос же может дрогнуть в самый неподходящий момент.
Из привычек: морщить кончик носика, когда чем-то недовольна или хочется просто покапризничать. Выпячивать нижнюю губу – все по тем же поводам. Засовывать в рот прядь длинной челки и «дегустировать» ее, когда о чем-то напряженно думаю.



История

Пролог
Все считают, что быть отпрыском знатного рода – сплошное удовольствие. И что этот отпрыск – будь то мальчик или девочка, получает абсолютно все желаемое. И, также принято считать, что такая жизнь – залог успеха в любых начинаниях, будь то карьера или же даже любовь. Конечно, если все можно купить за деньги, а они у тебя имеются – в чем заключается проблема? Даже никакой дилеммы, как у, так называемых, простых людей, что выбрать. Зачем что-то выбирать, когда можно взять и то, и то? Не логично. Глупо.
Но мнение, что тебе все дозволено, если уж в богатой семье родился… М, не сказать что ошибочно – скорее, попросту недосказано.
Итак, дамы и господа, в эту самую секунду я открою вам великую и страшную тайну! Пугаться уже можно. Знаете такое выражение: «Обратная сторона медали»? Так вот – в наш расклад оно вписывается как нельзя лучше…
О первой – как говорится, «красивой» сторонке думаю, все знают. Даже из всего вышенаписанного, о ней вы узнали уже достаточно, так что переходим сразу ко второй, менее радужной части.
Вот, допустим, вы – отпрыск богатого, знатного рода, известного чуть ли не на всю страну. Что Вы чувствуете – удовлетворение, власть, наслаждение своим «всемогуществом»? Отнюдь нет. Вы будете прибывать в постоянной напряженности, ждать подвоха отовсюду, пытаться найти в случайно оброненной фразе подвох, скрытый смысл. Ведь Вы – один из представителей этой семьи. И должны держаться, выглядеть, вести себя достойно, чтобы выставить свой род в хорошем свете. Один ваш неидеальный жест, неотточенное движение, нелепое слово – все мигом может обернуться против Вас, подставив под удар всю семью. Злые языки найдутся везде и огромная оплошность считать, что это не так. И что вас все безумно любят, искренне восхищаются и обожают тоже. Да, как же… Стоит вам ошибиться хоть в какой-нибудь мелочи, вчерашние друзья превратятся в злостных врагов, которые буду готовы ради своей собственной выгоды использовать против Вас все доступные, а возможно даже, и недоступные, средства. Так что, не смотря на все ваши возможности и силы, даже на самых преданных Вам людей иногда, даже против своей воли, косишься с недоверием, просчитывая возможные варианты.
Увы, что такое «оборотная сторона» богатой жизни в знатном и старинном роде, мне довелось узнать рано. И довольно неплохо изучить тот клубок интриг, что десятилетиями удавкой сплетался вокруг знатных родов – и наш тоже исключением не был. Но некоторые козни были настолько тонкими и хорошо продуманными, что даже у «второго дна» находились потайные ящички с крупицами информации. Конечно, многое я поняла уже с возрастом, но с этим же возрастом многие детали попросту забылись. Так что единую картину тех интриг, что происходили на моих глазах, мне сложить, и, следовательно, разобраться, не удалось. Тем более, если принять во внимание то, что задумываться обо всех странных происшествиях во дворце я начала сравнительно недавно. До этого же мне было просто не до того, я во всю наслаждалась тем, что вырвалась из золотой (или позолоченной, как мне казалось) клетки. Но об этом, опять же, несколько позже…
…Пожалуй, если вспомнить, окунуться во всяческие, различными способами изощренные козни «господ» мне довелось еще в раннем детстве. Хотя даже называть его ранним – кощунство. Как бы жестоко это и ни звучало, в младенчестве.
А дело все в том, что брак моего отца был не по взаимной симпатии, а по расчету. Мать была из довольно богатого и знатного семейства, впрочем, с несколько сомнительной репутацией. Но вся эта «сомнительность» сводилась к паре-тройке необоснованных слухов, так что особенно никто и не вникал во внутрисемейные дела Гросси.
Как-то, повинуясь внезапному желанию, что ли, мать обмолвилась о своей прошлой жизни. Как я поняла, смутные слухи, которые недоброжелатели распускали о ее семействе, имели вполне ясное, и, увы, неприятное обоснование. В принципе, как я поняла, никто даже и не хотел вникать в смутную историю, тем более что и самой-то истории не было – так, пара ничего незначащих домыслов… Гросси были семейством влиятельным и могущественным, но репутация их всегда оставляла желать лучшего. Что там за мутная история была с матерью, я не поняла, но одну вещь вынесла ясно – род дель Дьябло согласился на брак отца с матерью, потому что Гросси – очень богатое и уважаемое семейство, имеющее влияние даже на правителей Флоренции. Дель Диабло же отличались, помимо богатства, еще и своей непоколебимой репутацией, что выгодно было для семьи матери. Нет, не говорю что у рода с такой «говорящей» фамилией завистников не было… Просто их всех вовремя преструняли – когда культурно, а когда и не совсем. Методы тоже были различны, и не всегда гуманны. НО даже особенно жестокие и изощренные варианты всегда отличались тем, что установить, м… виновника летального исхода было просто невозможно… Так что сомнения в репутации дель Диабло отпадали сразу.
Но хорошо бы, если бы отец с матерью друг друга хотя бы уважали… Ведь когда проводится брак по расчету, брачующихся об их мнении обычно не спрашивают. И большая удача, когда есть уважение или симпатия… Тогда бы, возможно, из их супружества вышел бы прок. А так вышла только я… Причем, по злой насмешке природы, очень похожая на своего отца, за что моя «мамочка», втайне, мягко говоря, недолюбливавшая «папочку», аналогично стала относится и ко мне. Конечно, на различных светских раутах-примах мы создавали вид счастливой и благополучной семьи, на самом же деле… Отец был в постоянных разъездах, меня же не миновала участь на долгое время оставаться наедине с матерью. У которой, скажем так, с головой было не все нормально.
Она могла запросто «забыть» меня на ажурном балконе как раз тогда, когда собирался дождь. Или пойти прогуляться в парк и забыть о том, что я вообще-то хочу есть, пить, спать. Слуги, конечно, как-то помогали, но не то чтобы сильно – у матери на их помощь было наложено жесткое табу.
Отец долгое время наивно полагал, что со мной все в порядке, потому что жаловаться не в моих правилах. Узнал о бесчинствах матери же только когда сердобольные слуги, не смотря на угрозы герцогини, доложили обо всем отцу. Но, как не крути, все-таки первый «вклад» в становление личности был сделан. И не скажу, что вклад этот был маленьким и имел какую-то доброжелательно-наставительную окраску… Увы, нет. А при условии, что внимания отца мне не хватало, из примерной, как предполагалось, леди получилось нечто невообразимое. И это «нечто», а проще говоря, меня – даже девочкой не поворачивался назвать язык. Стриглась я всегда коротко – сначала из-за матери, которую раздражали мои медные волосы, напоминавшие ей об отце (впрочем, как и все в моем внешнем облике), а потом уже по привычке.
Росла я, не как подобается будущей леди с утонченными манерами. Отнюдь нет, скорее как самый настоящий дворовой мальчишка. Конечно, это преувеличение, но все довольно близко к истине. Решив, что раз внимания отца мне удостоится не удается по причине его вечной занятости, надо эту занятость использовать, я отрывалась по полной. Использовав свое положение «дочки герцога», я высоко задирала нос – как в буквальном, так и в переносном смысле, делала, что вздумается… Все бы хорошо, но никто не обладал должными полномочиями меня остановить. О чем я, естественно, знала. И первое время такое поведение мне даже сходило с рук…
Но, как известно, вседозволенность губительна. Не обошло это и меня, какой бы особенной и неповторимой я себе не казалась.
Хотя, конечно, этого «дворового мальчишку» родом из детства пришлось спрятать где-то глубоко в себе, потому что когда я немного подросла – начались уроки… Ладно бы. Разные науки и языки я могла пережить. Но все эти… манеры, этикет, речь… Тогда я не понимала зачем это нужно и не переставала возмущаться, досадовать и капризничать. Если более кратко и сразу по делу – заниматься со мной было не легко, а очень даже сложно и нервно.
В заключение всем вышеописанным фактам могу сказать, что жизнь в богатом поместье и куча слуг рядом – это еще далеко не все, что может сделать человека счастливым. Хотя, не мне судить. Потому что, возможно, кто-то за шикарный дом и неограниченную власть мог бы пожертвовать своей свободой, и при этом не ощущать себя в клетке, пусть и золотой. Может, я просто из другого теста. Вон, отец приветливо и радушно улыбается, держится с достоинством… Я бы не сказала, что такая жизнь не доставляет ему удовольствия. По мне все читалось сразу… Почему именно в прошедшем времени – расскажу чуть позже. Но, тем не менее, даже когда я обращалась к гостям с дружелюбной улыбкой, внимательный человек мог бы заметить, что глаза остаются холодными – извечно в них застывала одна мольба, заключавшаяся в том, чтобы весь этот цирк поскорей закончился, и я могла покинуть зал, поднявшись в свои покои. Единственное, что было хорошо – «внимательных» гостей у нас не наблюдалось, все приглашенные были заняты больше лицезрением шикарно убранного зала, чем моей мордашки. На мою мордашку конечно тоже поглядывали, но без особого внимания – внешность у меня была не из ряда вон выходящая, так что восторгаться «милой девочкой» более трех минут было уже дурным тоном. Тем более, что у вышеуказанной «милой девочки» прямо на глазах личико приобретало настолько кислое и пофигистичное выражение, что у восторгающегося гостя немедленно появлялось желание покинуть комнату. Как не бились со мной, дельно научить скрывать меня свои чувства, никому это не удалось. Так что жизнь в условия «сегодня друг – завтра враг» обещала быть насыщенной…

Сама история.
Автор в лице меня просит прощения за размер…

В ушах шумело.
Постаралась сконцентрироваться на этом странном, нервирующем шуме. Нервирующем… Раздражение. Ага, это хорошо… Раздражение – эмоция.
Болит голова. Сильно болит.
Боль – чувство. Мертвые чувств не имеют, как, собственно, и ушедшие в мир иной. По моим представлениям. Если что-то болит – значит, живая. И эта боль, как и странный гул, заставляют злиться и предпринимать какие-то действия… Это хорошо. Это надо использовать.
Чтобы пошевелить хотя бы пальцем, надо потратить силы. Сил не было… Но что-то делать надо. Иначе, я чувствовала, провалюсь в глубокое и безнадежное забвение.
Боль отвлекала, но я ее присутствию радовалась – пока она есть, я чувствую себя спокойнее. Есть надежда.
Сконцентрироваться на чувствах. Раздражение – злость. Злость от чего? От голосов. Да, это не просто шум, это голоса. Звуки. Разные звуки, складываются в слова. Слова имеют значение. Всегда, непременно. Значение… какое в этих словах значение? Плохо слышно, звуки смешиваются в одну кучу – ничего не разобрать.
Затея разложить голоса «по полочкам» не удалась – уже ничего не хотелось делать. Пусть умру, все равно… Не хочу. Ничего не хочу.
В сознании всплыло слово – именно слово. «НА-ДО». Почему-то большими зелеными буквами. Вокруг слова, будто по мановению волшебной палочки распустились цвета, проросла изумрудная трава… Захотелось все это увидеть еще раз. Вживую.
Постаралась зацепиться за один, самый знакомый и родной голос – и следовать за ним, пытаться понять. Понять, чей он, что за слова произносит. Знакомый – но не могу вспомнить. Как будто смотрю через полупрозрачное стекло – и фигура знакома, и волосы, и одежда… Но что-то важное, отличающее от других скрывается. Вот так же и сейчас – я помнила эту интонацию, тембр, слова, которые голос произносил как-то по-особенному. И неважно даже, что смысл слов пока упорно ускользает от сознания… Главное – вспомнить голос. Чей он? Откуда я его знаю? И… почему не могу вспомнить?..
С трудом отогнав панические мысли, я сосредоточилась на голосе. Интонация… она меняется. Становится… обеспокоенной. Когда человек обеспокоен – он волнуется. Тот, кому принадлежит голос, волнуется. За меня?
Думать было тяжело – я будто побиралась через плотный туман, на ощупь выхватывая вязкие комочки мыслей и собирая их. Но мысли скользкие, их трудно удержать… И уже не хотелось.
Голос пропал… Было множество других, но они ничего не значили.
Меня охватила паника – стоп, паника – тоже чувство. Постаралась ухватиться за него, использовать не против себя, а для себя… У меня получилось. Я снова услышала голос, но… Он был будто дальше. Тише. Слова различались с трудом. Нет, не слова… Слово. Он произносит какое-то одно слово.
Вслушаться. Понять…
Я знаю это слово. Знаю, много раз слышала… Я помню его… Постаралась воспроизвести мысленно – тяжело. Не вспоминать буквы, только по звукам.
Алессия. Знакомо… Это имя. Я почти уверена. Думать, надо думать. Имя – что это? Зачем оно?
Догадка была как вспышка – внезапная, яркая. Имя… Чтобы обращаться к человеку. Звать его. Звать… Кого звать? Меня? Но я же слышу…
Я слышу. Надо отозваться, как-то дать понять что я тут, что я слышу.
У меня было странное ощущение – что я будто вне своего тела. Не чувствую рук и ног… Стоп. Руки-ноги. Ими двигают, это часть тела. Если я помню, смогу вспомнить свое тело. Наверно, смогу.
Не сомневаться. Представлять, как бы трудно не было.
Сколько это времени заняло? Не знаю. Не отвлекаться, это сейчас не важно. Представить себя. Важны детали, да, детали… Неухоженные ногти, родинка за ухом, шрам, пересекающий бровь…
Охватила чувство, подобное эйфории – я помню себя! Помню!
Чувство – слишком сильное… Я почувствовала, что слишком сильное чувство, это плохо. Но было поздно…
Невидимый молоточек ударил по мозаике моего воображаемого тела… Мозаика рассыпалась.
Сначала… Нет сил. И нет эмоций… Даже отчаяние, и то ушло…
Нет, нельзя. Надо выкарабкаться. Потому что… потому… Я хочу чего-то. Очень сильно хочу.
Не получалось сформировать дымку мысли в четкое желание, но это было и не важно. Я хотела чего-то… Совсем недавно, да, точно, хотела.
Голос.
Опять появился. Появилась надежда – и она помогла мне заново приняться собирать свое тело по кусочкам разлетевшейся мозаики.
Алессия.
Имя. Это мое имя. Цепляться за него, карабкаться, выживать.
Лицо. Я четко представила свое лицо – представила, как открывается рот, как формируются звуки… Не важно, какие. Показать, что я живая. Что я тут…


Это были сны? Или все-таки воспоминания? Задумываться не хотелось, я просто наслаждалась тем, что могу безболезненно странствовать по закромам своего подсознания. Ведь, как известно, оно запоминает все те детали и, на первый взгляд, ненужные фрагменты, что человек пропускает мимо себя.
Воспоминания, или что это там было, были фрагментными, но шли в хронометражном порядке.

Яркой вспышкой вспыхнул момент, как я в очередной раз поссорилась с матерью, за что получила от нее звонкую пощечину. Из-за гордости, или, скорее, гордыни, я немедленно решила убежать из дома – эта жизнь мне стояла поперек горла. Мне хотелось свободы, путешествий, приключений – а ближайшим будущим из приключений мне грезило только замужество по договору с каким-то знатным семейством. Напрямую, естественно, об этом не говорили, но перешептывания служанок (ага, ни думали, что я не умею прятаться и подслушивать) на это отнюдь не косвенно указывали.
Не хотелось оставлять отца и горячо любимую сестренку, которая была всего на год младше меня, и, признаюсь, меня посетила мысль Леону забрать с собой… Но наступив на горло эгоизму (сестренку явно устраивала ее жизнь, тем более к матери ее в принципе и не пускали), я решила, что эта позолоченная клетка мне надоела. Именно позолоченная, а не золотая – мне предоставлялось все, что я желала, но ограничивалась я тоже очень и очень во многом… Иногда даже казалось, что во всем. Но это, конечно, было предвзятое мнение, построенное на жалости к себе любимой.
Картинка меняется, но я еще физически ощущаю ту пощечину (или это во мне все еще говорит обида?), от которой у меня осталась рассечена бровь – мать всегда носила много украшений, и одно из колец пришлось как раз по лицу.
Вижу, как выбравшись из фамильного дворца, впервые в одиночестве оказываюсь в большом городе, без малейшего представления, что буду делать дальше… Тем более, окрыленная жаждой приключений, я совершенно не подумала о провизии и одежде, захватив лишь немного денег. Даже так и осталась в нарядном платье…
Забавная сказка, в которую тогда еще довольно наивная я рассчитывала попасть, грозила обернуться совсем недетской авантюрой…
Испугавшись собственной задумки, я не пойми как оказалась в грязном переулке, по которому шастали сомнительные, по моим тогдашним взглядам, лица… Кто же знал, что скоро мой круг общения сведется не к знатным господам, а к таким вот людям…
Не знаю, почему я не вернулась к ненавистному, но все же надежному быту. Для этого мне, собственно, требовалось только подойти к стражнику и попросить проводить меня к… Ну, я так и не запомнила, как звался их командир. Но этого я почему-то не сделала. Возможно, возращение, когда я уже почувствовала пьянящий вкус реальной, хоть и тяжелой, жизни, казалось более страшным, чем жить в трущобах и есть что получится… Ну, к этому в придачу шло еще и то, что наказание представлялось вполне реальным, а голодная смерть – размытой и ненастоящей. Со мной, во всяком случае, тогда я так думала, такого произойти попросту не могло.
Несколько дней я слонялась по городу, восхищаясь его красотами, необычностью, кипящей жизнью. Мне не хотелось уходить отсюда, покидать эти места, заряжающие просто сумасшедшей энергией… Во время жизни во дворце эгоизм во мне просто зашкаливал, мне казалось, что как только я покидаю комнату, жизнь с моим уходом останавливается… В общем, по всему праву считала себя пупом земли. И негативное отношение матери ко мне воспринимала еще более болезненно, ведь считала, что все меня должны любить. Причем не просто, а всепоглощающе и со всей возможной отдачей, взамен же ничего не требуя. Но, покинув отчий дом, убедилась, насколько глубоко заблуждалась. И что бывает с теми, кто очень уж высоко задирает нос…
После нескольких дней скитаний, я решила, что оставаться в пределах Сицилии глупо. Возвращаться домой не хотелось, даже не смотря на далеко не сказочную жизнь улицы, какой мне она представлялась в начале. А путешествовать хотелось всегда…

Воспоминание меняется – я вижу, будто со стороны, как с борта корабля ласточкой ныряю в воду – путешествовала я все-таки нелегально. Но даже мокрая одежда не приглушает радости от предстоящего. Конечно, разумом я понимаю, во что мне это может аукнуться – но бушующий дух авантюризма толкает вперед. И я с удовольствием поддаюсь, с головой окунаясь в настоящую, а не сочиненную правилами и ограничениями, жизнь. Плыву по течению – и искренне этим наслаждаюсь.
Путешествие во Флоренцию затянулось надолго – почти на два года. Добиралась я разными способами, но чаще с караванами. Всегда можно было заныкаться между тюками поклажи, особенно с моим рахитичным телосложением. Но этот способ применялся мной, когда закончились деньги, прихваченные из дома. Оных денег хватило чтобы купить более подходящую для странствий одежду и прокатиться с несколькими караванами.
А потом деньги кончились. И началось настоящее приключение…
Как я уже говорила, внешний мир мне представлялся эдакой веселой сказочкой – ну, скажите мне, что еще могла представлять себе девчонка, которой только-только стукнуло тринадцать лет? И которая в городах бывала редко, но и то – в сопровождении свиты… Так что иного мнения и быть не могло, верно?

Кажется, я улыбаюсь. Снова заболела голова. Интересно, во сне может болеть голова?.. Или это очередные иллюзии сознания?
Я открыла глаза и невольно взвизгнула.
- Али, ты совсем поехала, да? Своих не узнаешь? Очнись, подруга!
Несколько секунд я очумело косилась на девушку, лицо которой находилось над моим в момент пробуждения. Потом мозг все-таки включился и я с сомнением выдала:
- Ли, и тебе доброе утро…
Ли, которая вообще-то была Натали, но свое имя не терпела. Посмотрела на меня как на умалешонную.
- Какое утро, подруга? Ты тут двое суток уже валяешься в бессознательном состоянии! Представляешь, там такое было-о-о! Не знаю даже, как ты умудрилась. Ты же лучше всех лазаешь. Немыслимо! Вот скажи, как? Ты как-то нехорошо выглядишь… Нет, ты все-таки здорово треснулась, что бы Вато там и не говорил… и вообще, знаешь, тут..
- Кто не говорил? Что случилось?– несосредоточенно спросила я. Голова кружилась и легкий, но бессмысленный щебет подруги мешал сосредоточится и вынести из ее слов главное.
Девушка удивленно и обижено на меня покосилась. Было и без слов понятно, что она не любит. Когда ее перебивают. Но, буквально через секунду, обиженное выражение лица сменилось на озабоченное.
- Ты что, не помнишь ничего?
Я осторожно пожала плечами – делать лишний раз какие-либо телодвижения не хотелось, голова сразу начинала болеть еще сильнее.
Попыталась вспомнить – но память подводила. Я ясно помнила недавний сон – кусочки воспоминаний. Но что было до этого… Я поморщилась, пытаясь нашарить последний отрывок в памяти. Все будто туманом заволокло.
Я хорошо помнила, как путешествовала. Как попала в Сан-Джиминьяно. Просторы Тосканы мне безумно понравились – я даже на какое-то время забыла о вожделенной Флоренции. Решила остаться в городе на некоторое время – тем более, тут сразу нашлись «знающие» люди. Этими людьми оказалась местная бандитская группировка. Увидев, как я довольно-таки ловко для самоучки удирала по переулкам и крышам от стражника, который засек тогда уже14-летнюю меня за таким «недостойном леди» занятием, как карманная кража. Ну, оправдываться тут бесполезно – кушать что-то надо же было. На войне все средства хороши. Свою же нынешнюю жизнь иначе как войной я и назвать не могла – но все же это было безумно увлекательно. Можно подумать, что говоря так, я сошла с ума… Не опровергаю.
Так вот. Шайке воров, которая имела счастье лицезреть мои способности уличного воришки, показалось, что из меня может выйти толк. Ну, в безрассудной отваге мне было не занимать – а иногда этого ой как не хватает.
Если не расписывать подробно, с новыми знакомыми у меня сразу установились приятельские отношения. Как я успела уяснить, негласные правила были таковы: Не воровать у своих, прикрывать перед стражей и всегда держаться по несколько человек. Последнее меня, как неизменную одиночку, не особенно устраивало. Но я имела «счастье» увидеть, что бывает с обыкновенными карманниками, которых застала с поличным стража. Зрелище не из приятных. Карманники бегали быстро и ловко, но.. Конечно, качество в большинстве своем количество превосходит. Увы, это правило действует отнюдь не всегда…
Ловкачи, как их у нас называют, особые стражи, облаченные в легкие доспехи. Из оружия у них только кинжал, но, поверьте, это далеко не мало. Небольшой по своему размеру, он не затрудняет движения при беге и прыжках. В ловкости, как следует из того же названия, этим стражам отказать нельзя… Но все-таки, они хоть и бегают по крышам, им не известны все секретные повороты и залазы, веранды, скрытые густым виноградом… Как говорил тот же Вато, для них все эти прыжки по крышам – всего лишь работа, ежедневная рутина. Да, их движения отточены и сухи, нет ничего лишнего. Но это всего лишь отточенная до автоматизма техника, сухая техника.
Мы – как птицы. Птица не думает, как летит. Она просто летит и наслаждается самим процессом полета. Да, не у всех птенцов получается полететь с первого раза… Но они учатся и сам полет становится для птицы как нечто привычное, но в то же время – необыкновенное. Поэтому птица летает. Если она начнет думать, под каким углом лучше повернуть крыло, а где слегка наклонить голову – упадет. Мы же не думаем, как дышим. Если же начнем задумываться – дыхание тут же сбивается и чтобы восстановить его – надо думать о чем-то постороннем.
Когда бежишь, или, у нас распространено выражение – паришь, не следует думать о том, как не подвернуть ногу и правильно согнуть колени во время очередного прыжка. Думать, несомненно, нужно – но несколько отстраненно, доверяя телу и полностью доверяясь процессу – тогда не упадешь. Не поскользнешься.
Я долго не могла понять, когда мне объясняли, как так можно бегать. За полтора года своих странствий я научилась неплохо карабкаться, взбираться на немыслимые высоты – безрассудная отвага и природная «любознательность» во мне часто пересиливали чувство самосохранения… да. Я неплохо бегала. Но именно неплохо, потому что не вкалывала в процесс душу, чувства, эмоции. Возможно, это и звучит глупо, но сухая техника не позволяет полностью прочувствовать свое тело…
До меня эта простая истина достучалась совсем недавно. До этого я, конечно, старалась сделать все хорошо и правильно, но не понимала одного.. Стремясь добиться успеха и похвалы, я слишком много думала о самом беге – как не упасть, не наступить на плохую доску, зацепиться за хороший камень, с которого не соскользнет рука в самый неподходящий момент... Думала – и падала. Как это лучше объяснить… Тело, действуя интуитивно и правильно – природа все-таки не зря старалась, противоречит мозгу, а точнее – моим командам. Далеко не самым блестящим. Конечно, чтобы подавить волю тела проходит всего мгновение, но иногда и его вполне достаточно, чтобы упустить момент… А этот момент в беге играет решающую роль. Не схватился за выступ – потерял равновесие и превратился в живописный блин на аллее, замешкался перед прыжком и не допрыгнул до желаемой точки, прыгая в воду не решил, как лучше сгруппироваться и больно ударился о воду. Иногда от этого самого «незначительного» момента зависит ваше здоровье или, что еще хуже – жизнь. Поэтому мешкать нельзя.
- Я упала? – выйдя из транса вопросила я, вновь невежливо перебив Ли, опять щебетавшую что-то, готова поспорить, незначительное.
- Алессия! – с негодованием всплеснув руками, воскликнула подруга, - я тут, вообще-то, распинаюсь, расписываю как она…
Я досадливо скривилась. Если вовремя не остановить это «как она…» то можно за раз пополнить годовалый запас сплетен про любовные похождения очередной не приглянувшейся Ли девушке. Натали вообще была неплохим человеком. Особенно учитывая ее деятельность – она, скажем так, «работала» в местной организации… кгхм. Но на мой взгляд – слишком уж разговорчивой. Хотя, это было как ее достоинством, так и недостатком. С одной стороны, меня иногда ужасно утомляли ее вечные россказни, в которые я не видела смысла углубляться. С другой – все-таки слушать довольно забавные, а порой и поучительные, байки подруги было куда предпочтительнее, чем выслушивать бесконечные вопросы: «Чего молчишь?», «Что-то не так?», «Ты не заболела?». Бесит. Когда же они наконец усвоят, что не люблю я без дела болтать. Не вижу в этом смысла.
Натали же болтала за нас двоих. И это вполне устраивало обеих – не скажу, что мы были подругами, скорее – добрыми приятельницами. Хотя, возможно… нет, даже, скорее всего, мое мнение, как неисправимой максималистки, как всегда предвзято. Просто судить что такое «дружба» я старалась по моим отношениям с сестрой… По которой безумно скучала. Даже, пожалуй, больше чем по отцу. Папу я видела редко, он был каменной стеной, за которой ничего не страшно, это так, без сомнений. Но эта «стенка» для маленькой меня была слишком большой, чтобы ее изучить и проникнуться такой же безграничной любовью, как к младшей сестренке. Отца я любила – не возможно сказать, что это не так. Но несколько другой любовью – наверно, так священники любят своего Бога. Не могу сказать, что в оного я свято особенно верила, так что судить не могу. Но отец для меня был каким-то всевышним существом, на которого мне хотелось походить, на кого равняться…
Пока я размышляла, подруга уже завершила гневную тираду и соизволила сухо ответить:
- Да, упала.
Весь ее вид говорил о том, что она не считает эту тему интересной. Желания пытаться разговорить приятельницу на интересующую меня тему, не было. Так что я с трудом поднялась на ноги, покачиваясь от нахлынувшей вдруг слабости.
- Где… Вато? – с запинкой поинтересовалась я, но Ли резко вскочила и стремительно вышла из комнаты. Я вздохнула для приличия, но никакого укола совести не почувствовала – не до того было. Или просто совесть уже атрофировалась из-за ненадобности.
Выйдя из комнаты, я огляделась и, доверившись интуиции, последовала вперед…


Сидя на веранде и рассматривая ночной город, я пыталась осмыслить то, что мне рассказал Вато… Рассказанное никак не вязалось с моими представлениями о самой себе и моими способностями…
Единственное, что четко поняла – я действительно упала. И.. Ладно бы, если просто навернулась с крыши. Меня угораздило, падая, протаранить головкой балкон… А вернее – его железные перила.
Все-таки, действительно, везение – вещь периодического действия. И то, что мне, можно сказать, все мое затяжное путешествие везло – лишний раз это подтверждает. Тетушке удаче надоело следить за нерадивой мной, которая всякий раз грезила взобраться повыше и свесится поопаснее, избирая самые извращенные способы испытать себя.
Я и раньше падала… Но никогда даже не умудрилась и пальца вывихнуть, что было почти невозможно.
Наверно, это моя кара за излишнюю гордыню… По другому у меня трактовать такое происшествие, и в то, что оно произошло с такой хорошей мной, не получалось.
Я задумалась над одной, показавшейся мне интересной, деталью. Ночь, знаете ли, располагает к мыслям…
«Есть, как мне кажется, положительная гордость и отрицательная гордыня… Как-то так…» - я хмыкнула. На языке упорно крутилось что-то важное… Но в пятнадцать-то лет свои мысли очень тяжело формулировать во что-то определенное и ясное. Мысли путаются, уводят за собой, и нужные слова теряются в кутерьме разноцветных образов. Подкинув в руке раздобытое во-о-он на том прилавке яблоко – я еще раз взглянула в сторону лавок – я с удовольствием откусила от сочного фрукта кусочек, оставив в нем отпечатки зубов. И с печалью признала, что прикус у меня неправильный. Впрочем, вкус яблока натолкнул на «нужную» мысль и я попыталась раскрутить клубочек размышлений до конца.
«Вот яблоко. Вкусное, сладкое… Полезное. А бывают яблоки абсолютно безвкусные, хотя по внешнему виду и ничем не отличаются… Вот так же все те же гордость и гордыня. Гордость – вкусное яблоко. Потому что из нее можно извлечь пользу, она помогает совершенствоваться, развиваться. Укрепляет силу воли… Да еще много чего! Если смотреть на гордыню, на яблоко невкусное, то по внешнему виду она почти такая же, как и яблоко вкусное, то есть гордость. И их можно и спутать, даже написание похожее… В общем, разница между гордынею и гордостью расплывчатая, граница еле уловимая. Хотя на самом деле различие колоссальное.
Итак, гордыня. Что это, собственно, такое? По моим собственным наблюдениям, в какой-то степени, безусловно, эгоизм. А именно – призрение ко всем, кроме себя любимого - обожаемого - ублаготворяемого всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Ну, возможно за небольшими исключениями… Но нельзя же говорить – я люблю всех людей кроме вот этого! Это уже попахивает чем-то… подгнившим. Да, есть определенные симпатии и антипатии, но нельзя никогда говорить, что ненавидишь человека. Хотя... кто знает…» - я представила, что бы сделала с тем человеком, кто хоть какой-то вред причинит Леоне. Пеня прямо передернуло… Да уж. Как я могу рассуждать о «хороших» людях, когда сама не могу это мнение принять? Нелогично… Хотя в этом мире уже мало что поддается логике.
«Если подводить итоги, то гордость – чувство полезное. Нужное… Гордыня – эта такая запущенная стадия гордости. Когда любовь к себе пересиливает благородство и сострадание к людям…» - я грустно вздохнула и поднялась на ноги.
Голова уже не сильно болела – Вато сказал, что мое состояние уже стабилизировалась. Но вести себя все-таки нужно поосторожнее – зря меня, что ли, лечили. Со своими открывшимися способностями к получению различных травм, даже тогда, когда их получить - затруднительно, свалиться откуда-нибудь еще не составит особого труда.
Я неслышно соскользнула с крыши на балкон, привычно избегая поврежденных участков черепицы, после чего огляделась.
В темноте что-либо различить было сложно – этот участок улицы не освещался. Так что пришлось прыгать наугад – логичнее, конечно, было бы аккуратно спустится по лестницы – тем более она была всего в одном оконном пролете от меня, но… Я же не ищу легких путей!
Так что, взобравшись на карниз, я зацепилась за оконную раму, и ловко перебирая руками и опираясь ногами на выступы, соскользнула вниз. Привычно согнула в падении колени, после чего через мгновение почувствовала упругий удар ящик, на который спрыгнула. Кожаные сапоги часто недооценивают, а зря – плотный материал хорошо фиксирует стопу, оставляя ногу подвижной, но в то же время предохраняя от многих повреждений.
Спрыгнув на мостовую, прошла вперед по переулку – конечно, ночь для прогулок не лучшее время, людей почти нет, а стражники неусыпно патрулируют улицы. Но идти обратно в гильдию не хотелось. Там ждали вопросы, а настроения отвечать на них не было вообще.
…Успешно укрывшись от патруля в темном закутке, я вышла на улицу, рассматривая дома… Не сказать, что меня интересовала архитектура, сказывалось долгое обучение у воров. Привычно я прикидывала высоту карнизов и возможность запрыгнуть на них. Цепкий взгляд даже в полутьме выхватывал выступы и декоративные детали оформления, которые тоже могли послужить своеобразными ступеньками…
Увлекшись, я пропустила момент, когда сзади раздался язвительный голос. Я как-то ясно осознала, что стоящий сзади стражник, а это был, несомненно, он – коварно ухмыляется. Досчитав до десяти, я постаралась успокоиться и унять понесшееся галопом сердце. Придав лицу максимально безразличное выражение, обернулась.
Сердце печально ухнуло, пропустило несколько ударов. Пальцы окаменели, ноги будто налились свинцом. Как-то неожиданно и не совсем вовремя пришло осознание, почему «наши» (воры из группировки) держаться хотя бы по трое…
Передо мной, небрежно выдернув саблю из ножен, стоял, как я и предполагала, стражник. Но… Он, как я догадалась, был командиром. За его спиной, с не менее злыми усмешками на устах, стояли еще трое. Двое из них – ловкачи.
- Чего вам угодно, любезные? – сухо поинтересовалась я, пытаясь собраться. Удрать сразу от четверых… Особых иллюзий на этот счет я не испытывала. Но без боя я сдаваться не собираюсь, пусть не надеются. А вот онемевшие пальцы будут самым никчемным помощником, как, собственно, и свинцовые ноги.
- Что ты тут делаешь? Не поздно ли гулять?
Я плотно сжала губы, стараясь скрыть злость. Они меня даже в серьез не воспринимают… Это меня раздосадовало. Но именно это и позволило собраться.
- Да, пожалуй, вы правы. Позволите удалиться? Я, обещаю, сейчас же отправлюсь домой! – как не пыталась я скрыть издевки в голосе, некоторая насмешка все-таки проскользнула. Ну, на благополучный исход я и не рассчитывала, тем более, как уже говорила, я совершенно не умею притворяться.
Незаметно отодвинув ладонь чуть назад, я нащупала рукоять кинжала – не думаю, что стражники его не заметили. Но попытаться-то надо.
- Язвишь? Ну-ну… Думаешь, я сразу не понял, кто ты и почему тут шастаешь?.. В такой одежке и с ножиком за пазухой приличный дети не разгуливают… – с угрозой начал командир, неосторожно сделав шаг вперед. Теперь меня отделяло от него шага полтора, не больше. Вот что значит, нельзя недооценивать врага.
Выдернув кинжал из ножен, я за один прыжок преодолела расстояние, отделявшее меня от командира и резко, не задумываясь, атаковала стража в плечо.
- Ах, де-ети? – прошипела я, неблагородно ударив обидчика в живот коленом. Это было, не сомневаюсь, неприятно.
Не дожидаясь пока остальные стражи отойдут от шока и откроют погоню, я бросилась к ранее примеченному дому. Да, кажется, я здорово вляпалась. Нападение на командира стражи – то еще преступление. Впрочем, если бы я добровольно сдалась, мои прежние «нарушения» выявились довольно быстро. О наказании думать не хотелось…
Подпрыгнув, я ухватилась за оконную раму, потянулась, переставила ногу на балкон и перенесла центр тяжести на нее. Сгруппировавшись, перекувыркнулась на пол балкона, после чего мгновенно вскочила. Скат черепицы был уже в каких-то двух метрах, когда помощники командира пришил в себя. Один из них задержался, чтобы осмотреть раненого, двое других, ловкачи, бросились за мной. Один из них поднял камень и прицельно швырнул в меня – но, ха! Конечно, так я и подставлюсь. Подтянувшись, я очутилась на крыше как раз тогда, когда камень глухо ударился о то место в сене, где еще секунду назад находилась моя голова.
Не оглядываясь на преследователей, я побежала вперед, перепрыгивая с крыши на крышу. Не задумывалась – просто бежала. Глаза от резких потоков ветра начинали слезится, картинка размазывалась. Но я не теряла надежды оторваться от преследователей ровно до тех пор, пока почти рядом не послышалось хриплое дыхание. Ловкачи, несомненно, выдыхались. Но я тоже сдавала позиции… В свои пятнадцать лет я еще не была натренирована достаточно, чтобы удрать от двух здоровенных мужчин. К этому еще можно прибавить то, что один два моих шага равнялись одному ловкачей…
Дыхание сбилось окончательно, я невольно оглянулась и чуть не слетела с крыши – недалеко, буквально в трех домах – я четко увидела открытое окно. От окна меня отделяло три широких переулка и два разъяренных ловкача. Ну что же… Они еще не видели, как умеет бегать Али, у которой появилась надежда на спасение!
Дождавшись, пока опережающий соратника страж подбежит метра на два ко мне, я резко пригнулась. Он, уже хищно ухмыляющийся, не успел затормозить и, попавшись на мою уловку, оступился. И благодаря моей подножке тоже, ага. После чего живописно улетел с крыши.
Второй учел ошибку сослуживца и притормозил. Но страж не учел то, что кинжал все еще был при мне…
Не дожидаясь, пока на меня завалится эта здоровенная туша в желании словить наконец, я резко подалась вперед и без всякой жалости вонзила кинжал в ногу стражу. Тот завопил, отвлекшись на травму. Это позволило мне быстро встать и пихнуть ногой ловкача в спину, отправив повторить участь своего соратника, предварительно, в качестве сувенира, выдернув у того из-за пазухи очень хороший кинжал. Мой, покрывшийся уже ржавчиной, с этим произведением искусства явно не сравниться.
Не дожидаясь пока ловкачи (ну… или один из них) очухаются и возобновят погоню – лететь до тротуара все-таки было недалеко, не думаю, что это может сильно задержать – я что было силы, рванула в сторону открытого окна – там, я надеялась, смогу укрыться…
… И не ошиблась. Причем это вот случайное «вторжение» в корне перевернуло мою жизнь.

Ради разнообразия попридираюсь)
Укажи все-таки настоящее имя, хотя бы в скобочках.

ЗЫ: Тебе кол просили передать, да.

Кстати да, за размер - не прощу.
Мстить буду долго и со вкусом

Лео пишет:

Кстати да, за размер - не прощу.
Мстить буду долго и со вкусом

Ага, ага... ты мне не первый раз обещаешь...

А придираешься всегда, так что ничего ненаю ^^

Ммм...нэ, обычно я не обещаю, а сразу обещаю тебя придушить/прибить/отравить и так далее по списку)

И опять неправда) За последний три биографии придираюсь в-первые)

Пропущена.
Группа: Ассассины
Мани: 100 ф. Оо

ЗЫ: C тебя обещанные памятники)